Неточные совпадения
Когда она родила, уже разведясь с мужем, первого ребенка, ребенок этот тотчас же
умер, и родные г-жи Шталь, зная ее чувствительность и боясь, чтоб это известие не убило ее, подменили ей ребенка, взяв родившуюся в ту же ночь и в том же доме в Петербурге
дочь придворного повара.
Сначала он из одного чувства сострадания занялся тою новорожденною слабенькою девочкой, которая не была его
дочь и которая была заброшена во время болезни матери и, наверно,
умерла бы, если б он о ней не позаботился, — и сам не заметил, как он полюбил ее.
Наконец последняя
дочь, остававшаяся с ним в доме,
умерла, и старик очутился один сторожем, хранителем и владетелем своих богатств.
— Вот тут, через три дома, — хлопотал он, — дом Козеля, немца, богатого… Он теперь, верно, пьяный, домой пробирался. Я его знаю… Он пьяница… Там у него семейство, жена, дети,
дочь одна есть. Пока еще в больницу тащить, а тут, верно, в доме же доктор есть! Я заплачу, заплачу!.. Все-таки уход будет свой, помогут сейчас, а то он
умрет до больницы-то…
Да и ничего я не понимаю, какой там пьяница
умер, и какая там
дочь, и каким образом мог он отдать этой
дочери все последние деньги… которые…
— Соня!
Дочь! Прости! — крикнул он и хотел было протянуть к ней руку, но, потеряв опору, сорвался и грохнулся с дивана, прямо лицом наземь; бросились поднимать его, положили, но он уже отходил. Соня слабо вскрикнула, подбежала, обняла его и так и замерла в этом объятии. Он
умер у нее в руках.
Анна Сергеевна Одинцова родилась от Сергея Николаевича Локтева, известного красавца, афериста и игрока, который, продержавшись и прошумев лет пятнадцать в Петербурге и в Москве, кончил тем, что проигрался в прах и принужден был поселиться в деревне, где, впрочем, скоро
умер, оставив крошечное состояние двум своим
дочерям, Анне — двадцати и Катерине — двенадцати лет.
Муж у ней давно
умер, оставив ей одну только
дочь, Фенечку.
«Кончу университет и должен буду служить интересам этих быков. Женюсь на
дочери одного из них, нарожу гимназистов, гимназисток, а они, через пятнадцать лет, не будут понимать меня. Потом — растолстею и, может быть, тоже буду высмеивать любознательных людей. Старость. Болезни. И —
умру, чувствуя себя Исааком, принесенным в жертву — какому богу?»
Она рассказала, что в юности дядя Хрисанф был политически скомпрометирован, это поссорило его с отцом, богатым помещиком, затем он был корректором, суфлером, а после смерти отца затеял антрепризу в провинции. Разорился и даже сидел в тюрьме за долги. Потом режиссировал в частных театрах, женился на богатой вдове, она
умерла, оставив все имущество Варваре, ее
дочери. Теперь дядя Хрисанф живет с падчерицей, преподавая в частной театральной школе декламацию.
Вот послушайте, — обратилась она к папа, — что говорит ваша
дочь… как вам нравится это признание!..» Он, бедный, был смущен и жалок больше меня и смотрел вниз; я знала, что он один не сердится, а мне хотелось бы
умереть в эту минуту со стыда…
Между тем мать медленно
умирала той же болезнью, от которой угасала теперь немногими годами пережившая ее
дочь. Райский понял все и решился спасти дитя.
Кажется, ни за что не
умрешь в этом целебном, полном неги воздухе, в теплой атмосфере, то есть не
умрешь от болезни, а от старости разве, и то когда заживешь чужой век. Однако здесь оканчивает жизнь
дочь бразильской императрицы, сестра царствующего императора. Но она прибегла к целительности здешнего воздуха уже в последней крайности, как прибегают к первому знаменитому врачу — поздно: с часу на час ожидают ее кончины.
История арестантки Масловой была очень обыкновенная история. Маслова была
дочь незамужней дворовой женщины, жившей при своей матери-скотнице в деревне у двух сестер-барышень помещиц. Незамужняя женщина эта рожала каждый год, и, как это обыкновенно делается по деревням, ребенка крестили, и потом мать не кормила нежеланно появившегося, ненужного и мешавшего работе ребенка, и он скоро
умирал от голода.
Вот уже три года, как он не видал
дочери; из письма Нагибина он узнал в первый раз, что у него уже есть внучка; потом — что Лоскутов
умер.
Колпаков был один из самых богатых золотопромышленников; он любил развернуться во всю ширь русской натуры, но скоро разорился и
умер в нищете, оставив после себя нищими жену Павлу Ивановну и
дочь Катю.
Когда он
умирал, я один из его воспитанников был у его постели, и он положил мне завет: беречь его
дочь Варвару и внука.
— Ну, Котик, сегодня ты играла как никогда, — сказал Иван Петрович со слезами на глазах, когда его
дочь кончила и встала. —
Умри, Денис, лучше не напишешь.
— Пронзили-с. Прослезили меня и пронзили-с. Слишком наклонен чувствовать. Позвольте же отрекомендоваться вполне: моя семья, мои две
дочери и мой сын — мой помет-с.
Умру я, кто-то их возлюбит-с? А пока живу я, кто-то меня, скверненького, кроме них, возлюбит? Великое это дело устроил Господь для каждого человека в моем роде-с. Ибо надобно, чтоб и человека в моем роде мог хоть кто-нибудь возлюбить-с…
Московская же барыня
умерла, и Митя перешел к одной из замужних ее
дочерей.
Вот-с таким-то образом-с мы блаженствовали три года; на четвертый Софья
умерла от первых родов, и — странное дело — мне словно заранее сдавалось, что она не будет в состоянии подарить меня
дочерью или сыном, землю — новым обитателем.
Полозов очень удивился, услышав, что упадок сил его
дочери происходит от безнадежной любви; еще больше удивился, услышав имя человека, в которого она влюблена, и твердо сказал: «Пусть лучше
умирает, чем выходит за него.
Говорят, что чувствительный pater familias [отец семейства (лат.).] Николай Павлович плакал, когда
умерла его
дочь!..
Княгиня осталась одна. У нее были две
дочери; она обеих выдала замуж, обе вышли не по любви, а только чтоб освободиться от родительского гнета матери. Обе
умерли после первых родов. Княгиня была действительно несчастная женщина, но несчастия скорее исказили ее нрав, нежели смягчили его. Она от ударов судьбы стала не кротче, не добрее, а жестче и угрюмее.
Но через год случилось несчастие. Леночка
умерла родами, оставив на руках пятидесятилетней матери новорожденную
дочь Сашеньку. А недолго спустя после смерти жены скончался и поручик Красавин.
Соседки расходились, и в сердце пьяницы поселялась робкая надежда. Давно, признаться, она уж начала мечтать о Михаиле Золотухине — вот бы настоящий для Клавденьки муж! — да посмотрит, посмотрит на дочку, вспомнит о покойном муже, да и задумается. Что, ежели в самом деле отец свой страшный недуг
дочери передал? что, если она
умрет? Куда она тогда с своей пьяной головой денется? неужто хоть одну минуту такое несчастье переживет?!
А невдолге после этого старики Бурмакины
умерли, предварительно выдавши
дочерей замуж. И таким образом фамилия Бурмакиных совсем исчезла из нашего уезда.
На восточном побережье и на Сахалине он сделал себе блестящую карьеру в какие-нибудь пять лет, но потерял
дочь, которая
умерла от голода, состарился, состарилась и потеряла здоровье его жена, «молоденькая, хорошенькая и приветливая женщина», переносившая все лишения геройски.
Каких ужасов нагляделся и чего только он не вынес, пока его судили, мытарили по тюрьмам и потом три года тащили через Сибирь; на пути его
дочь, девушка, которая пошла добровольно за отцом и матерью на каторгу,
умерла от изнурения, а судно, которое везло его и старуху в Корсаковск, около Мауки потерпело аварию.
Мать в то время уж очень больна была и почти
умирала; чрез два месяца она и в самом деле померла; она знала, что она
умирает, но все-таки с
дочерью помириться не подумала до самой смерти, даже не говорила с ней ни слова, гнала спать в сени, даже почти не кормила.
Птицын объяснил, обращаясь преимущественно к Ивану Федоровичу, что у князя пять месяцев тому назад
умерла тетка, которой он никогда не знал лично, родная и старшая сестра матери князя,
дочь московского купца третьей гильдии, Папушина, умершего в бедности и в банкротстве.
Когда же, после пятнадцатилетнего брака, он
умер, оставив сына и двух
дочерей, Марья Дмитриевна уже до того привыкла к своему дому и к городской жизни, что сама не захотела выехать из О…
У Татьяны почти каждый год рождался ребенок, но, на ее счастье, дети больше
умирали, и в живых оставалось всего шесть человек, причем
дочь старшая, Окся, заневестилась давно.
Умирая, эта «немка» умоляла мужа отправить
дочь туда, на Запад, где и свет, и справедливость, и счастье.
Князь Юсупов (во главе всех, про которых Грибоедов в «Горе от ума» сказал: «Что за тузы в Москве живут и
умирают»), видя на бале у московского военного генерал-губернатора князя Голицына неизвестное ему лицо, танцующее с его
дочерью (он знал, хоть по фамилии, всю московскую публику), спрашивает Зубкова: кто этот молодой человек? Зубков называет меня и говорит, что я — Надворный Судья.
УЕвгения
умерла меньшая
дочь Maрья. Сегодня он мне пишет слезницу, а я, грешный человек, говорю, слава богу, что прибрал эту княжну (грудной ребенок).
Полежамши долго ли, мало ли времени, опамятовалась молода
дочь купецкая, красавица писаная, и слышит: плачет кто-то возле нее, горючими слезами обливается и говорит голосом жалостным: «Погубила ты меня, моя красавица возлюбленная, не видать мне больше твоего лица распрекрасного, не захочешь ты меня даже слышати, и пришло мне
умереть смертью безвременною».
Никто уже не сомневался в ее положении; между тем сама Аннушка, как ни тяжело ей было, слова не смела пикнуть о своей
дочери — она хорошо знала сердце Еспера Иваныча: по своей стыдливости, он скорее согласился бы
умереть, чем признаться в известных отношениях с нею или с какою бы то ни было другою женщиной: по какому-то врожденному и непреодолимому для него самого чувству целомудрия, он как бы хотел уверить целый мир, что он вовсе не знал утех любви и что это никогда для него и не существовало.
Старик Захаревский (сама Захаревская уже
умерла) обожал
дочь, и они жили в их огромном доме только вдвоем.
— Мое семейство состоит теперь из единственной
дочери, которая живет со мной: сыновья у меня на службе, жена
умерла…
— У меня была
дочь, я ее любил больше самого себя, — заключил старик, — но теперь ее нет со мной. Она
умерла. Хочешь ли ты заступить ее место в моем доме и… в моем сердце?
— Ничего еще неизвестно, — отвечал он, соображая, — я покамест догадываюсь, размышляю, наблюдаю, но… ничего неизвестно. Вообще выздоровление невозможно. Она
умрет. Я им не говорю, потому что вы так просили, но мне жаль, и я предложу завтра же консилиум. Может быть, болезнь примет после консилиума другой оборот. Но мне очень жаль эту девочку, как
дочь мою… Милая, милая девочка! И с таким игривым умом!
У Марьи Петровны три сына: Сенечка, Митенька и Феденька; были еще две замужние
дочери, но обе
умерли, оставив после себя Пашеньку (от старшей
дочери) и Петеньку (от младшей).
Наконец он
умирает.
Умирает тихо, честно, почти свято. За гробом следует жена с толпою сыновей,
дочерей, снох и внучат. После погребенья совершают поминки, в которых участвует вся деревня. Все поминают добром покойника."Честный был, трудовой мужик — настоящий хрестьянин!"
— Я сейчас от них. Отчего отцу не согласиться? Напротив, он со слезами на глазах выслушал мое предложение; обнял меня и сказал, что теперь он может
умереть спокойно: что он знает, кому вверяет счастье
дочери… «Идите, говорит, только по следам вашего дядюшки!»
Прошло десять лет терзаний двух влюбленных людей.
Умер отец, и зимовник перешел к
дочери. Только тогда, перестрадав десять лет, молодые поженились, и в память пережитых страданий Иван Николаевич Подкопаев, ставший владельцем зимовника, переменил прежнее тавро.
Не прошло и года после ужасной гибели Васи, как
дочь Н.И. Пастухова внезапно заболела горловой чахоткой и через несколько месяцев
умерла в страшных муках от голода, не имея сил глотать никакую пищу.
Умирая, он завещал своей семилетней и единственной
дочери Лизе хороший капитал.
— Не плакать, а радоваться надобно, что так случилось, — принялась, Юлия Матвеевна успокаивать
дочь. — Он говорит, что готов жениться на тебе… Какое счастье!.. Если бы он был совершенно свободный человек и посторонний, то я скорее
умерла бы, чем позволила тебе выйти за него.
О, сколько беспокойств и хлопот причинил старушке этот вывоз
дочерей: свежего, нового бального туалета у барышень не было, да и денег, чтобы сделать его, не обреталось; но привезти на такой блестящий бал, каковой предстоял у сенатора, молодых девушек в тех же платьях, в которых они являлись на нескольких балах, было бы решительно невозможно, и бедная Юлия Матвеевна, совсем почти в истерике, объездила всех местных модисток, умоляя их сшить
дочерям ее наряды в долг; при этом сопровождала ее одна лишь Сусанна, и не ради туалета для себя, а ради того, чтобы Юлия Матвеевна как-нибудь не
умерла дорогой.